|
Pуслан Измайлов "... И тьма не объяла его" (О книге Ю. Кублановского "В световом году")Опубликовано: Мир России в зеркале новейшей художественной литературы: М63 Сб. науч. трудов / Сост. А. И. Ванюков. - Саратов: Изд-во Сарат. университета, 2004. - 228 с.
Стихи, вынесенные в эпиграф, написаны в 1982 году. Они из последних перед вынужденно-добровольным изгнанием. Благодарность Кресту - это и поэтическое, и жизненное кредо Ю. Кублановского, стоявшего и стоящего независимо от географических координат на прочнейшем основании под названием Православная Русь, которая всегда в сердце поэта. Тема Родины, Родной земли, России, Руси - одна из доминантных в поэтическом мире Ю. Кублановского. Это, можно сказать, сквозной лейтмотив его творчества, его книг - от первой до последней. Любовь нелицемерная к своему Отечеству засвидетельствована и тем, что Ю. Кублановский первый из писателей-эмигрантов вернулся на родину, как только стало возможно возвращение, чтобы разделить судьбу со своей многострадальной землёй. Книга "В световом году", за которую автор удостоился Солженицынской премии, состоит из трёх частей: "Заколдованный дом", "Дольше календаря" и "На обратном пути". Первые две части выходили в 1998 и 2001 как отдельные книги. Стихи, судя по датам, охватывают временной отрезок с 1990 по 2003. Ю. Кублановский предлагает читателю совершить вместе с лирическим героем, а он, на наш взгляд, практически неотделим от автора, по этим роковым 13 годам "России времён разграба" - таково определение места, времени и образа действия, данное самим поэтом. Подлинный поэт всегда в чём-то прозорливец. Кто в 90-м мог предположить трагичное развитие событий для нашей страны? Кто мог подумать, что наступает не рассвет свободы, а странные сумерки, в которых вроде бы всё видно, но ничего не понятно? Ю. Кублановский в январе 1990 года пишет:
"Под снегом тусклым, скудным…" [1] В этом же году поэт начинает возносить свою молитву за погибающее отечество:
"Каким Иоаннам, Биронам…" (13). Образы умирающей и даже уже умершей России в книге встречаются неоднократно. То, что уходит в прошлое, исчезает тяжелое наследие советского периода, естественно, сожаления не вызывает у поэта, но находясь "в гаснущей ойкумене/ гибнущего совдепа" (23), он видит дальнейшую перспективу: "… перед вторым потопом/ ныне жезлом железным/ чую, гонимы скопом/ в новый эон над бездной" (24). И уже слышится страшное карканье воронья:
"Полустанок" (89). А вот уже не вороньё, а сам автор робко и скорбно произносит: "И сразу же стал на догадку скупее: / сродни ли - сказать не берусь - / неровно мерцающей Кассиопее/ покойная матушка Русь" (213). Здесь образ многозначен. Это и подъём в небеса, к звёздам - вознесение души покойной Руси. Образ трагичный, но светлый. Но возможно и иное понимание. Как неровный мерцающий свет звёзд на небе не освещает и не греет земли, так теперь и Россия, хотя и видна ещё, но уже не освещает и не греет, она уже мертва. В одном из стихотворений автор скорее от отчаяния (сразу заметим, временного и приправленного долей иронии) предлагает утопичный метод вновь воскресить Россию в духе идей философа Н. Фёдорова:
"В конце осеннего молока…" (255). Итак, автор-герой живёт "в пору богомерзкую, ближе к умиранию", и "в целом тишина окрест прямо погребальная, / в общем идеальная пожива для молвы. / Только где-то слышиться перестрелка дальняя / кем-то потревоженной солнцевской братвы" (144). Конкретная примета места и времени - "солнцевская братва", хотя порой и не ясно, "… где - в банановой республике/ или в империи, как прежде?" (107) находиться герой, вопрошающий сам себя, но ясно, что "… на родине Авеля / снова убитого мы" (75) и что "… в нашем отечестве тварном / всё криминогеннее ад" (21). "Братва" не только солнцевская чувствует себя как рыба в воде в "гражданской смуте бесноватой" (25), которую сами и учинили, перекрасив "русский барак - в бардак" (73). Родину распяли и делят её ризы:
"Наши ли мужики…" (72). А вообще-то, официально всё это называется временем обретения демократии. Ю. Кублановский, как летописец, даёт точный портрет этого времени - середины 90-х:
"Новогоднее" (105). Или такая экспозиция, такая запись в поэтическом "хронографе" Ю. Кублановского:
"Март 96" (108). В России произошла реализация народной поговорки: "За что боролись - на то и напоролись". Ю. Кублановский как никто другой осознаёт такое положение вещей:
"Болшево" (262). Но что удивительно: от совершенно безрадостной, можно сказать, от безысходной картины в целом не возникает чувства полного отчаяния. Что-то удерживает от него. Что-то и Кто-то… Есть свет, и тьма не объяла его. Светит он, "… где над вечным покоем униженным / на краю покровца не поблёк / с материнским умением вышитый / василёк, / обнадёжит мольба, что колодники, / серый конгломерат лагерей - / нынче наши заступники, сродники, /сопричастники у алтарей" (27). Поэт знает и чувствует сроднённость со свое землёй не только по крови - нет, более крепкая связь, так как она высшая и проистекает она как раз из источника света: "с землёй обескровленной нашей/ со льдом иссякающих рек / мы связаны общею чашей / и общей просфорой на всех" (15). Благословенна русская земля, святая земля, потому что, по словам Ф. Тютчева, её всю "Царь Небесный исходил благословляя". Конечно, это благословление означает тяжёлый крест и очень узкие врата. Два Андреевских креста ХХ века в России (а для России святой апостол Андрей имеет особое значение) обильно политы кровью, поэтому Ю. Кублановский, вторя Ф. Тютчеву, пишет:
"Рок" (205). Но, как было сказано в начале, поэт благодарен Кресту, который, во-первых, не по силам не даётся ни человеку, ни стране, а во-вторых, по слову святых отцов, если тебя давно не посещали скорби, то подумай, за какие грехи отвернулся от тебя Господь. Таким образом, горний свет Царя Небесного освещает и согревает сокровенную сердца Россию:
"Источник" (256). А посему, поэт предлагает нам простую и в то же время сложную программу-минимум и она же максимум: "Хорошие логопеды /должны языки нам вправить, / чтоб стало, зашив торпеды, / чем русского Бога славить " (206). "Русский Бог", Он же Творец неба и земли, во Святей Троице славимый и поклоняемый, для Которого "несть ни Еллина, ни Иудея", Который есть Свет, Любовь, Истина. Собственно, таким "логопедом" является сам поэт - логопедом как в плане духовном, так и в плане действительно словесном: в плане сохранения богатства и красоты родного языка в эпоху явной языковой деградации, свидетельствующей о деградации души. Ещё в 1983 году И. Бродский в послесловии к книге Ю. Кублановского писал, что "его техническая оснащенность изумительна, даже избыточна. Кублановский обладает, пожалуй, самым насыщенным словарём после Пастернака". О языковом и духовном богатстве Ю. Кублановского говорил и другой наш Нобелевский лауреат А. Солженицын: "Поэзии Кублановского свойственна упругость стиха, смелость метафор, живейшее ощущение русского языка, истинная сроднённость с историей и неуходящее ощущение Бога над нами". Современная ситуация в России такова, что со словом происходит то же, что и с национальной валютой - оно обесценивается, теряет свою онтологичность. Это происходит не только в разговорном, публицистическом языке, но и в литературе, в поэзии. В речи, произнесённой на церемонии вручения премии А.И. Солженицына, Ю. Кублановский отметил, что "в лирическом слове гаснет энергитийный заряд и остаётся один муляж. И сам творческий процесс и его результат уже отдают никчёмностью". А для подлинного творчества необходимы, как отмечает поэт, "крепость духа и чистота языка", только они "споспешествуют рождению настоящей поэзии". А мы от себя добавим, что "крепость духа и чистота языка споспешествуют" и возрождению величия нашей Родины, в которой не угас свет Истины, и творчество Ю. Кублановского тому яркое свидетельство.
|
